Об одном из самых ранних сочинений Шумана его биограф как-то сказал: «Шумановские
«Бабочки» прилетели с тех полян, на которых Шуберт собирал свои цветы». Это не
только поэтичное высказывание, но точная мысль. Экспромты, музыкальные моменты,
вальсы, лендлеры... Трудно себе представить последующую линию развития
романтической миниатюры без этой «цветущей поляны», с которой к нам «прилетели»
не только «Бабочки» Шумана, но и «Забытые вальсы» Листа, интермеццо Брамса,
экспромты Шопена, «Благородные и сентиментальные вальсы» Равеля и даже
«Музыкальные моменты» Рахманинова. Каждая эпоха говорила своим языком, что-то
преобразовывала, развивала, однако первоначальная идея сохранялась.
Пожалуй, именно в своих миниатюрах Шуберт более всего новатор. На смену
классическим канонам венского сонатного цикла возникает нечто совсем необычное.
Новизна музыкального языка и образного мышления рождает импровизационность
формы. Собственно говоря, это запечатлено уже в самом названии. Экспромты и
музыкальные моменты ни в какую жесткую схему не вписываются. Каждый из них
сохраняет свое индивидуальное строение.
Лендлеры, как и вальсы, Шуберт писал для бытового музицирования, которое было
очень распространено в домах Вены (лендлер - крестьянский парный, круговой
танец, один из предшественников вальса). Вряд ли он придавал этим пьесам большое
значение. Крошечные миниатюры, хранящие аромат домашних вечеров, на которых
любители музицировали в уютном кругу. Переписанные от руки, они быстро
расходились повсюду, часто терялись, даже иногда забывались самим автором...
Величайший мелодист, Шуберт остается прирожденным вокальным композитором и в
своей фортепианной музыке. И как невозможно представить себе Вену без Дуная, так
же Шуберта - без песен, вальсов, лендлеров. Кажется, в самом воздухе этого
города живет душа шубертовского гения. Лирическое и танцевальное, соединяясь,
образует свой особый настрой. Шуберт умеет вслушиваться в тишину и улыбаться в
печали. В его незащищенности есть детское - он словно подтверждает известную
мысль Рильке о том, что поэт - ребенок среди взрослых. Иногда возникает
ощущение, что самые сокровенные страницы Шуберта - ностальгия по несбывшемуся,
безвозвратно утраченному миру, который живет в душе, но которого нет в
действительности. Его музыка переносит нас в этот мир: поющий, плывущий... Она
течет во времени, как река. Все оживает в памяти и становится бессмертным. И
только реальность обречена одиночеству и ранней смерти...
При жизни Франц Шуберт был известен очень узкому кругу людей, в основном друзей
и почитателей. Больше знали его песни. Симфонические, камерные, фортепианные
произведения почти не исполнялись. Романтик и поэт не был услышан. Ведь новое
порой приходит к нам совсем не в броском обличье.
На могиле Шуберта в Вене выгравирована надпись, принадлежащая Грильпарцеру:
«Здесь похоронено бесценное сокровище. Но еще более он унес с собой надежд».
Наше время могло бы переосмыслить эти слова. Шуберт прожил всего 31 год, но он
успел непостижимо много. Современники вряд ли могли в полной мере оценить все,
что написано за этот недолгий срок. Вспоминая о нем, скажем сегодня иначе:
«Здесь похоронено очень много надежд, но сколько бесценных сокровищ нам
осталось!»
Вера Горностаева,
народная артистка России, профессор
Искусство Веры Горностаевой не отнесешь к разряду привычных явлений на нынешней
концертной сцене. Действительно, в игре пианистки нет ни всезатмевающего
виртуозного размаха, ни выверенного с автоматической точностью техницизма. Зато
у Горностаевой-исполнительницы сполна других качеств: высокая музыкальная
культура, изящный вкус, неподдельная интеллигентность артистического облика,
гибкий, отточенный профессиональный ум. И, надо сказать, эти свойства пианистки
придают ее игре характер более впечатляющий, нежели самая эффектная виртуозная
бравура. Для слушателя концерт Горностаевой - это встреча с собеседником,
который, затронув тему глубокую и сложную, высказывает исчерпывающее,
доскональное знание этой темы, раскрывая в ней для аудитории самое основное и
сокровенное.
Специалистам известно: «фортепианный» Шуберт отменно труден, причем трудности
здесь особого порядка. Зачастую их пытаются преодолеть, следуя привычным,
многократно исхоженным путем - шлифуя пианистическую форму, сообщая ей возможно
большую привлекательность, работая, иными словами, по звуковой «поверхности». У
Горностаевой - музыканта тонкого, умудренного опытом исполнительства - путь
иной, прямо противоположный: не «от формы», а, напротив, из глубины музыкального
материала, от внутреннего - к внешнему. Звуковая материя как бы произрастает из
самой музыки, напоенная ею в избытке, до мельчайших изгибов, деталей и
частностей. Подобные минуты обладают свойством трогать, глубоко волновать
слушателей.
Г. Цыпин, профессор
© Classical
Records
|